Так уж устроено у людей,
Хотите вы этого, не хотите ли,
Но только родители любят детей
Чуть больше, чем дети своих родителей.
(Эдуард Асадов)
О парентифицированном ребенке, особенностях отношений и следствиях.
Парентифицированный ребенок (от англ. parentify ) – ребенок, с которым родители психологически меняются ролями.
Увы, случаи, когда ребенок ставится в позицию родителя по отношению к собственной матери или отцу встречаются достаточно часто. Обычно это история, когда родители не являются психологически взрослыми, но – «псевдоврозлыми», имеющие собственные не излеченные детские травмы и ищущие в ребенке опору, поддержку, защиту или просто отыгрывающие на нем свои невротические паттерны.
В самом общем виде все отношения можно разделить на: исцеляющие, травмирующие (или ретравмирующие) и нейтральные.
Отношения, в которых ребенок парентифицирован практически всегда – травмирующие для него отношения. Наиболее остро и часто такая история разыгрывается между матерью и дочерью, а потому именно эта связь я акцентируется в этой статье.
В книге «Любовь и Невроз» в контексте объяснения таких характеристик как конгруэнтность (как согласованность слов, поведения и чувств в отношениях) и симметричность отношений (как согласованность социальных ролей и внутренних психологических позиций) я привожу описание двух примеров, на которых можно увидеть специфику парентифицированности:
Тридцатилетняя Анна – мама семилетней Кати. На внешнем уровне она – ее родитель. Анна заботится о Кате, выслушивает и успокаивает ее в случае возникших проблем, помогает справиться с трудностями, поддерживает, защищает, иногда критикует и ограничивает. На внутреннем уровне – она тоже ее Родитель, а Катя в их отношениях Ребенок, который может капризничать, не справляться самостоятельно, решать трудности с помощью Анны. Их отношения несимметричные и конгруэнтные. Катя не парентифицированой ребенок.
Илона старше Анны на три года, у нее тоже есть дочь – Диана. Они живут вдвоем, Дианин отец живет в другой стране и никакого участия в их жизни не принимает. Илона переживает из-за личных неудач. Иногда ее одолевают тревожные депрессивные мысли. Илона выпивает. С пяти лет Диана часто остается дома одна, иногда на ночь. К своим десяти годам она самостоятельна, умеет готовить простые блюда и выполнять работу по дому. Когда ее мама приходит домой пьяная, она заботится о ней, разговаривает, если та хочет, успокаивает и убирает за ней. На символическом уровне Диане часто приходится быть Родителем Илоны. Их отношения несимметричные и неконгруэнтные. Диана парентифицированой ребенок.
Исцеляющие отношения – необязательно симметричные, но всегда конгруэнтные. Травмирующие отношения – необязательно неконгруэнтные (например, насилие и враждебность могут быть явными, как на внешнем, так и на психологическом уровне), но, как правило, несимметричные (в них нет равенства). Нейтральные отношения могут быть любыми с точки зрения конгруэнтности и симметричности, но в них нет личной значимости, соответственно, силы влияния.
Отношения, в которых ребенок парентифицирован, – несимметричные и неконгруэнтные, очень личные, а потому травмирующие.
photo by Анна Радченко (проект “Обратная сторона материнской любви”)
Фокусируя внимание на отношениях между матерью и дочерью, Беттани Уэбстер пишет: «Предполагается, что дорога между маленькой девочкой и ее матерью будет улицей с односторонним движением, по которой движется постоянный поток поддержки от матери к дочери. Нет никаких сомнений в том, что маленькие девочки полностью зависят от своих матерей и их физической, психологической и эмоциональной поддержки. Однако одним из широко распространенных видов материнской травмы является обратная динамика, когда мать становится нездорово зависимой от дочери и требует от нее психологической и эмоциональной поддержки. Эта перемена ролей тяжело травмирует девочку, оказывая долговременное влияние на ее самооценку, уверенность в себе и чувство собственной ценности».
Алис Миллер также описывает динамику смену ролей между матерью и ребенком. Так, после рождения сына или дочери мать подсознательно ощущает, что наконец у нее есть кто-то, кто будет принимать и любить ее безусловно. Она начинает использовать ребенка для удовлетворения собственных потребностей, которые не были удовлетворены в ее детстве. В этом случае ребенок начинает нести на себе проекцию прародителя — матери или отца собственной матери или отца. Это ставит ребенка в невозможную ситуацию, когда он несет ответственность за благополучие и счастье своего родителя. И чаще такую иррациональную ответственность берут на себя девочки по отношению к материям, испытывая перед ними тяжелое чувство вины. «Моя мать несчастлива. Разве я могу покинуть ее? Разве я могу быть счастливой сама? Имею ли я на это право?» – вот приблизительные вопросы, которые может дочь задавать себе.
photo by Анна Радченко (проект “Обратная сторона материнской любви”)
Чтобы удовлетворять эмоциональные потребности своей матери, дочь подавляет собственные потребности. Вместо того, чтобы получать от матери поддержку, от дочери ожидается, что она будет поддерживать свою мать. Вместо того, чтобы чувствовать в матери надежную опору для собственных эмоций, от нее ожидается, что она будет надежной эмоциональной опорой для своей матери.
Дочь уязвима и ее выживание полностью зависит от матери, так что у нее нет особого выбора; ей остается либо смириться и удовлетворять нужды своей матери, либо в какой-то степени ей противостоять. В первом случае она обычно становится эмоциональным инвалидом, во втором – предателем.
Мать эксплуатирует дочь, назначая ее на взрослые роли — символического супруга, подруги или своего терапевта.
«Когда от дочери требуется эмоциональная поддержка для ее матери, для нее становится невозможным полагаться на свою мать в достаточной степени, чтобы удовлетворять свои собственные потребности» (Уэбстер, 2020).
Матери устраивают соревнование со своими дочерьми за главный приз — быть дочерью и получать заботу. Согласно Беттани Уэбстер, послание, заложенное в такой конкуренции, звучит так: «Материнской любви всем не хватит.» Девочки (да и мальчики тоже) вырастают в убеждении, что любовь, принятие, одобрение и поддержка очень ограничены, их очень мало, и нужно очень тяжело трудиться, чтобы их заслужить.
Мать ожидает от дочери, что та будет выслушивать ее проблемы и просит ее об утешении собственных взрослых страхов и тревоги. От дочери ожидается, что она избавит мать от проблем или наведет порядок в ее жизни, на физическом или эмоциональном уровне. К ней могут регулярно обращаться как к человеку, способному решать проблемы или выступать посредником.
Парентифицированные дети могут продолжать играть свою роль и во взрослой жизни. Чаще всего они занимают роль Спасателя по отношению к своему родителю и другим людям, могут переоценивать собственные силы, иногда не замечать возникающие физические и эмоциональные проблемы. Более того, выражение и озвучивание собственных потребностей может быть чревато отвержением или насилием со стороны родителя. Ровно, как и стремление ребенка эмоционально отделиться или отстраниться. Часто из парентифицированных детей вырастают типичные гипер-функционалы (и коня на скаку остановит, и в горящую избу войдет).
На примере взаимодействия со своим родителем, привыкшие получать одобрение и признание через обеспечение защиты и помощь, они строят свою идентичность на сильной активной позиции, однако порой это история, когда тяжелая ноша взваливается на «неокрепшее тело» и на глубочайшее чувство вины при попытках такую ношу сбросить.
Мать в этом случае может подсознательно воспринимать сепарацию дочери как повторение собственной истории со своими родителями, когда та ее отвергли. Мать в этом случае может отреагировать чрезмерной инфантильной яростью, пассивной обидой или жестокой критикой.
Матери, которые эксплуатируют своих дочерей подобным образом, обычно часто говорят им: «Не смей меня обвинять!» или «Ах ты неблагодарная!», если дочь выражает недовольство отношениями или пытается поговорить с матерью о важном. После того, как дочери были лишены детства в угоду потребностям своих матерей, они же подвергаются критике за смелость попытаться обсудить отношения и их развитие.
«Такие матери не готовы видеть свою роль в страданиях дочери, потому что для них это слишком больно. И очень часто они сами отрицают то, как их собственные отношения с матерью повлияли на их жизнь. «Не смей обвинять мать» — это способ посеять чувство стыда и заставить дочерей замолчать и не говорить о той боли, которую они испытали.
Если мы хотим вернуть себе свою силу, мы должны быть готовы увидеть, насколько наши матери действительно виноваты в нашей детской боли — и в качестве уже взрослых, насколько мы полностью ответственны за исцеление этих ран внутри себя» (Уэбстер, 2020).
Материнская травма, практически всегда сопровождаемая психологической подменой ролей, одна из самых сложных, оказывающая влияние на самые разные стороны человека и его жизни. Ребенок не ответствен за полученную травму, но вырастая, он ответственен за той, что будет с ней дальше делать. Отыгрывать, например, со своими детьми, скидывать травматический опыт из поколение в поколение, словно горящую картофелину, которую невозможно держать в руках. Или исцелять, находя психотерапевтическую помощь.
Dr. Евгения Карлин, психолог и человек
Использованная литература:
Карлин, Е. (2020) Любовь и Невроз: путеводитель по вашей истории любви.
Миллер, А. (2019) Драма одаренного ребенка и поиск собственного Я.
Уэбстер, Б. (2020) Когда стыд на вкус как материнская забота: трагедия дочерей, на которых возложили родительские роли.